7 февраля 1958 года был установлен День советской молодёжи, который отмечался в последнее воскресенье июня. 24 июня 1993 года президент России Борис Ельцин установил дату празднования Дня российской молодёжи – 27 июня, хотя во многих регионах этот день по-прежнему отмечают в последнее воскресенье июня. О роли молодёжи в Церкви размышляет публицист Андрей Десницкий.

В продолжение разговора о миссии среди молодежи мне хотелось бы предложить свой субъективный ответ на один вопрос, который совсем недавно довелось услышать: «Двадцать лет работают при наших храмах воскресные школы – так почему же в храмах так мало молодежи?»

Предвижу возражения: да нет, в храмах молодежи полно, вот, к примеру, в нашем… Но этот вопрос задавал с озабоченностью один из епархиальных архиереев, проведший все эти годы на своей кафедре, и обращал он его к молодым людям, которые как раз приходят в храм и хотят приводить туда друзей. Думаю, он знал, о чем говорил.

Речь на той встрече шла о том, как можно улучшить работу этих самых воскресных школ, какие еще существуют формы работы с молодежью, но вот что пришло мне в голову по некотором размышлении. Все эти меры – тактические. Что-то всегда можно улучшить или нужно исправить, но самая идеальнаявоскресная школа, самая продвинутая молодежная группа не переломят ситуации в целом. Настает время не тактических приемов, а стратегических решений.

Я имею в виду, что нынешняя система воскресных школ и молодежных групп ориентирована на то, чтобы привлечь ребят к приходской жизни, какая у нас сложилась, и встроить их в эту жизнь. И те молодые люди, которые готовы в нее встроиться, уже сделали это или непременно сделают, окончив воскресную школу. Просто их… не так уж и много в процентном отношении. А нынешняя жизнь стандартного прихода – не единственно возможная в православной традиции.

Эта модель приходской жизни сложилась в основном в советские годы, когда церковь не жила полноценной жизнью, а скорее выживала, приспосабливаясь к чудовищному давлению со стороны атеистического государства. Его основной целью было не пустить в храмы молодых, образованных, деятельных христиан – идеальным (в представлении коммунистов) прихожанином была неграмотная и запуганная старушка.

И атеистическое государство достаточно много сделало для того, чтобы приблизить ситуацию к своему идеалу. Даже за разовое посещение храма на Пасху или за крещение ребенка можно было вылететь из партии, из комсомола, с престижной работы или из университета, навсегда застрять в положении «дворников и сторожей»… а старушки-пенсионерки – ну что с них взять? Пенсию-то все равно не отнимут «за религию». И на фотографиях советских времен мы видим толпу молящихся, где из десяти лиц девять – бабушки в платочках.

Они уходили в мир иной, а на их место заступали новые: вышедшие на пенсию женщины оплакивали былые грехи, готовились к безболезненной, непостыдной и мирной кончине. Активничать им всё равно не давали.

А ведь, с другой-то стороны, как это оказалось удобно! Молодежь вечно чего-то ищет, бунтует, задает неприятные вопросы, ставит под сомнение авторитеты, одевается соблазнительно! Пусть они поскорее состарятся, или хотя бы притворятся старичками, еще лучше – старушками: безмолвными, покорными, в черных балахонах до полу, с вечным «как благословите» на устах. Так начиналось воцерковление многих молодых, пришедших в храмы в восьмидесятые-девяностые. У многих на том всё и закончилось.

Не было ни воскресных школ, ни молодежных групп, ни даже просто книг – Евангелие и то многие переписывали от руки, чтобы иметь свой экземпляр, не говоря уж о молитвословах. И так даже студенты университета оказывались в положении неграмотных, которые об основах веры узнают из уст батюшки (а ему некогда, у него после службы требы, да и не положено ему говорить с прихожанами, не то донесут), а еще чаще – из уст свечницы, бабушки в платочке. Низкий вам поклон, дорогие бабушки, что выстояли, донесли до нас эту веру. Но вы простите нас и поймите, что нам хотелось не просто повторить вашу судьбу – хотелось найти свою.

И как порой хотелось бунтовать! Не забуду сцену в одном из деревенских храмов середины девяностых годов… Входит в храм девчонка лет двадцати, в самом соку: мини-юбочка, топик и – бандана на голове. Знает, что положено голову покрывать! И бабушки в шоке, а сказать ничего не решаются: это из города дочь настоятеля приехала. А больше всех в шоке сам отец протоиерей…

Она, по сути, кричала: я – не такая, как вы! Это так естественно в двадцать лет.

Что можно на этот крик ответить? Нет, ну про пристойную одежду – всё понятно. Но это на поверхности. А в остальном? Следовало ее уговорить стать поскорее бабушкой, вписаться в ту модель, которая уже сложилась, которую никто не будет ради нее менять?

Да, многие стараются вписаться – потому что хотят следовать за Христом, потому что принимают Евангелие и желают быть в Церкви. Но потом наступает обычно момент кризиса: парень или девушка видят, что перекроить себя по заданному образцу не очень получается и не очень-то на самом деле и нужно, что Евангелие – не совсем об этом. И вместе с чужой личиной сбрасывают и нательный крест.

Или, оставив храмовое богослужение в стороне, начинают «активничать» на площадях: все эти пикеты, все драки с «нечестивцами», в конечном счете, не что иное, как попытка быть молодым, деятельным, ищущим христианином. Получается совсем не то, конечно – но что иное мы можем им предложить? Чем увлечь в стенах храма?

Если мы действительно хотим привлечь в наши храмы молодежь, думаю, мы прежде всего должны потесниться и дать этой молодежи место, заранее зная, что нам самим будет неудобно и неприятно, что молодежь наделает кучу ошибок и вообще будет постоянно выпендриваться не по делу. Но такая уж у нее роль, и если некое сообщество людей в принципе ее от себя отторгает – она утрачивает возможность развития. Среда изменяется, а это сообщество всё еще живет по законам прежнего времени, приспосабливаясь к тому, чего давно уже нет на свете, не замечая новых вызовов времени.

Нынешняя модель приходской жизни, в которой прихожанин – пассивный потребитель, от которого ничего не зависит, не просто малопривлекательна для молодежи, она еще и не слишком благоприятна для церкви в целом. И хотелось бы тут предложить ряд конкретных идей… да ведь давно всё это предлагалось, и давно обсуждается, и аргументы все давно известны, и резолюции давно вынесены: сейчас не время.

Ни к чему в стотысячный раз высказывать здесь соображения о том, что с миссионерской точки зрения крайне полезным было бы совершать богослужение в том числе и на национальных языках, включая русский, или что в Церкви существует больше трех литургий, и что, к примеру, литургия ап. Иакова совершается в некоторых местах и сегодня. Православная традиция вообще подобна огромной сокровищнице, из которой мы выносим и используем лишь малую часть – а стоило бы осторожно и аккуратно, в экспериментальном порядке, использовать нечто из того, что было когда-то неотъемлемой частью православного богослужения и образа жизни – а потом оказалось забыто.

Вот, к примеру, кондаки как драматические поэмы-проповеди, оказались вытесненными из богослужения канонами, от тех кондаков остались только первые строфы – но сегодняшней аудитории как раз более понятным может оказаться такая поэма, чем хитросплетенный канон. Отчего бы не попробовать?

И как раз подобная работа по поиску и актуализации нашего наследия (со всеми неизбежными ошибками и сбоями) – задача для молодежи. Искать новое, неизвестное, актуальное не обязательно в будущем – оно может оказаться в прошлом. Но если этот поиск приведет лишь к появлению еще одного тома с документами для архивной полки – не будет в нем никакого смысла.

Примеры можно приводить и другие, но мысль моя, думаю, понятна: если мы хотим видеть в храмах больше молодежи, если видим (и совершенно справедливо) в ней будущее нашей церкви, мы должны дать ей место и не спешить ее состарить. Старение приходит само и куда быстрее, чем хотелось бы.

Андрей Десницкий