Поступив в МГИМО, отец продолжал работать учителем в вечерней школе. После окончания занятий в институте он спешил на поезд и ехал в Люблино на работу. Возвращался в институтское общежитие за полночь. В выходные дни занимался в библиотеках, выполняя задания и для университетской программы. Наверное, потому рассказов о веселых студенческих годах мы от него почти не слышали. 

Конечно, состав студентов в МГИМО был особым, хотя попадались и люди, поступившие в институт без рекомендаций, поскольку существовала установка - принимать больше студентов из провинции, с заводов, из армии - с жизненным опытом. Негласно считалось, что дети элиты должны знать жизнь и общаться с представителями народа. Хотя такие представители вынуждены были совмещать учебу с работой и нередко отсеивались за неуспеваемость.

Особое внимание уделялось, конечно же, иностранным языкам. После окончания института отец свободно владел немецким, знал английский и французский. Выпускникам выдали, дополнительно к званию юриста-международника, дипломы военных переводчиков. Курс военного перевода был серьезным, прорабатывались такие вопросы, как допрос пленных, военная техника и т.п. Страна готовилась к следующей войне.

В группе и на курсе, где учился Евгений, было немало студентов с известными фамилиями. Некоторые из ребят поселились в общежитии, хотя могли остаться жить у родственников. Условия в общежитии были обычными: комнаты на несколько человек, кровати с пружинными сетками. Евгений задвинул под кровать деревянный чемоданчик, туда же складывал стопками книги, которые покупал в соседнем "Букинисте" - раритеты стоили копейки, и он периодически жертвовал ради них своим скудным столовским обедом. Один из его соседей, сын именитых родителей, привез из дома пуховую перину. Товарищи посмеивались. Но, узнав, что парень серьезно болеет, смеяться перестали. Коллектив был гуманный и доброжелательный. Разницу между выходцами из элиты и  остальными не демонстрировали.    

Евгению, сельскому жителю, пришлось осваивать городские обычаи. Зачастую он не знал, как положено себя вести. Например, придя в гости, мог удивить чопорных хозяев, с невинной улыбкой вручив им купленные в лавочке развесные конфеты в бумажном кулечке.  Ему самому это казалось подходящим подарком - о существовании конфет в коробках он не догадывался. Однако вскоре освоился и стал держаться просто и естественно.

Из знаменитостей того времени он однажды упомянул Светлану Сталину, учившуюся в МГУ в одно время с ним. Дочь великого вождя занималась дома. Но во время сессии можно было увидеть, как серьезная, скромно одетая девушка выходит из черного автомобиля в сопровождении охранника и молча следует по коридору в деканат, чтобы сдать экзамен преподавателям с глазу на глаз. "Мы ей сочувствовали. Полная изоляция, разве это жизнь", - вздохнул отец.

В МГИМО работали лучшие ученые и педагоги эпохи. Запомнился восторженный отзыв отца об академике Тарле, читавшем на курсе новую историю Европы и Северной Америки. Академик настолько увлекательно рассказывал, так мастерски владел аудиторией, что перед его лекциями студенты брали штурмом места на первых партах. Тарле повествовал о Великой французской революции, о Наполеоне живо и образно, представляя историю в картинах. Имея за плечами отсидку в лагере по политической статье, академик оставался смелым и прямым человеком. В начале пятидесятых, когда началась травля по пятому пункту, он во всеуслышание заявил своему курсу на первой лекции: "Моя фамилия произносится не ТарлЕ, а ТАрле, с ударением на первом слоге. Потому что я не француз, а еврей." Это был вызов. Ведь иные, пытаясь защитить себя от преследований, изменяли фамилию и национальность в паспорте.